Ваш Коба.
- А вот почему такое бывает в телевизоре, сначала вроде хорошая картинка, через час все хуже, а потом совсем не видно? – спрашивает меня Саньке.
- По многим причинам, так не угадать. Это смотреть на месте нужно. Например, упала эмиссия у кинескопа. Такое бывает от возраста. Лечится на время, если подкинуть напряжение накала. Пару вольт добавить, еще годик проскрипит. А там, все равно менять. Но это, только одна из причин…
Сидим в машине во дворе школы. Тут есть турники и параллельные брусья, Саньке всегда просит разрешения сюда подъехать. Я не возражаю, если нет дел по работе.
Саньке снимает рубаху, остается в тельняшке-безрукавке и крутит на турнике «солнышко». Крутит без страховочных ремешков, сначала на двух руках, потом на каждой попеременно.
Бывает, посмотреть на это собирается несколько пацанов. Иногда подходят и родители. Потом уважительно хлопают по плечу, просят пощупать бицепс.
Саньке охотно разрешает и рассказывает, как научиться работать на турнике так же. И говорит, что каждый пацан может такому научиться, было бы желание и стремление к цели.
А цель – стать сильным и преодолевать трудности.
В жизни встречается немало трудностей, если их не преодолеть, они преодолеют тебя. И будешь лежать по больницам, тоскливо смотреть в окошко. А жизнь пройдет мимо.
В подтверждение Саньке громко читает стих:
В тебе прокиснет кровь
Твоих отцов и дедов,
Стать сильным, как они –
Тебе не суждено.
На мир, его скорбей
И счастья не изведав,
Ты будешь, как больной,
Глядеть через окно…
Все опять хлопают, только уже в ладоши. Кто-то говорит:
- Эх, тебе бы в школе работать, парень, а не в милиции! Вон, у нас даже физрук, и то – дамочка. Построит в две шеренги и учит мячик перебрасывать. А пацанам надо, чтоб авторитет, и чтобы интересно…
- Ну… – солидно отвечает Саньке – Мы везде успеваем так-то. И к вам вот заезжаем, когда есть время. А в милиции тоже кому-то надо, а то народ говорит, мол, у нас – только пьяницы и неумехи.
С ним соглашаются. В смысле, что мнение про пьяниц и неумех в народе имеется. Но оно, выходит, неправильное.
- А что за телевизор, твой?
- Ну, вроде того. Починить сможешь?
- Говорю же, смотреть надо.
- Завтра с утра после работы – давай сразу и рванем. У нас хорошо на «Удачном», сейчас уже смородина поспела, малина там всякая. Я тебе тренажеры свои покажу, сам делал.
- Паяльник надо взять, домой придется заехать.
- Есть у меня паяльник, даже два. Чего время терять, прыгнем с конечной на автобус, через час на месте будем.
- Хорошо тут у вас – говорю я – далековато, конечно. Зато, вышел во двор, тренируйся, никто не мешает. И бегать удобно, прямо по лесу. Я, вообще, хотел бы жить в частном доме. Может, когда-нибудь и у меня такое будет.
- Хорошо – отвечает Саньке – только, прописка не городская. И вода зимой перемерзает, другой раз нужно таскать ведрами с реки. Ну и печка, дрова любит, а греет уже неважно. Перекладывать нужно, старая печка стала. Вот, на той неделе займусь.
- Сам что ли?
- А кто мне еще? – Саньке удивленно на меня смотрит, крутит головой. – Сам, конечно. Тут помощников не густо, в частном секторе слесарь-электрик с домоуправления не придет. И печника не допросишься, печник здесь последний, лет сто назад помер.
Так-то все наши халупы на балансе дома отдыха, да кому они нужны. Живем, и ладно. Моя вон, санитаркой в лечебном корпусе работает, где памятник Горькому недалеко у подъезда. Потом покажу, если интересно.
- Ладно, сначала телевизор показывай. Там, может, работы на полдня…
Саньке кивает, показывает жестом, куда нужно идти.
За домом отмыкает дверь сарайчика, говорит:
- Вот, фронт работ. Розетки под столом внизу. Паяльник сейчас принесу.
- Не понял…
В сарайчике штук пять телевизоров, один другого древнее. И еще радиоприемники. И всякая бытовая мелочь – утюги, чайники, даже один самовар.
- Чего, «не понял»?
- Я думал, твой лично телевизор накрылся, в доме. А тут – кунсткамера, таких моделей и нет давно уже. И запчастей на них тоже нет.
- Ну, думал… – Саньке хитро улыбается – индюк, знаешь, тоже себе думал. У меня телевизора вообще нет, мы пока радио слушаем. Не заработали на телевизор, Ленка семьдесят получает, да я – сто двадцать. Да двое детей, старшему в этом году в школу. Какой нам телевизор, нужно пока на ноги встать.
- А это – чье тогда все добро?
- Это у нас тут свой мастер был. В город везти трудно, пенсионеры же в основном. Да и дорого. Да и долго. И тяжело многим. Ну, взялся один чинить, по трешке с носа. Ему нанесли, у кого чего было. Сначала чинил, потом запил. А теперь, вообще в ЛТП упекли. Когда еще выйдет. А люди – ждут.
- Ну и сказал бы так сразу, а то – «телеви-и-изор»…
Саньке смотрит честными глазами, говорит:
- Я же не из расчета. Хоть даже один если починишь, и то – хорошо.
Чиню телевизоры. Вернее, пытаюсь разобраться, что в этой кучке хлама можно вообще вернуть к жизни.
Рядом во дворе Саньке возится с мотороллером «Муравей».
Спрашиваю через открытую дверь сарая:
- А это чудо у тебя откуда?
- Это местный, в доме отдыха работал раньше. Потом списали и растащили на запчасти. Рама и колеса остались. И так, по мелочам.
Ну, я попросил – отдали.
Сказали: «забирай дерьмо, не жалко». Но это они – не в масть. Хорошая машина, одиннадцать сил, четыреста килограмм утащит. Хочу кузов ему нарастить. И сделать, как у самосвала. Его еще покрасить, будет, как новенький.
- А чего возить?
- Дрова. Нормальные березовые дрова знаешь, сколько стоят? А тут у всех печи, и зима – девять месяцев в году.
Вот, поехал сам, напилил. Себе, соседям. Здесь хорошие люди живут, но многим такое трудно.
А получают, не разгуляешься.
Санитарки, уборщицы. У кого – дети. У кого – мужей нет.
С моей же Ленкой работают, я что, смотреть буду?
Мне – нетрудно.
И вообще, если людям не помогать – зачем жить?
Родился, сожрал вагон картошки, помер. Прилетел на небо, там сидит Бог. Ну, или кто там, высшая какая-то сила. И говорит, например, человеческим голосом: «Добро пожаловать, раздолбай. Я тут, зачем стараюсь, тысячи лет пращуров твоих на свет произвожу? Чтобы в конце вышел ты, венец творенья, ненасытная кишка?»
И что возразить, если это – правда?
Интересная мысль. Чиню телевизоры, думаю.