http://koba-sam.livejournal.com/73291.html
http://koba-sam.livejournal.com/73540.html
http://koba-sam.livejournal.com/75392.html
http://koba-sam.livejournal.com/76616.html
Ваш Коба.
Я опять в Вильнюсе.
Отпуска осталось четыре дня. Как раз, долететь домой и разобраться с покупками. Пленки там послушать, новый магнитофон погонять. Хорошая машинка, не жалко потраченных денег и времени.
Хотя, я никогда не жалею. К деньгам у меня отношение ровное, есть – хорошо, нет – перетопчемся до зарплаты.
А времени, вообще не жалко. Я буду жить вечно, чего его жалеть, это время…
Билет на самолет у меня от Москвы. Прямых рейсов из Прибалтики в Сибирь немного. Можно из Риги, но времени на переезды не остается. Стартую отсюда вечером на поезде, завтра из Домодедово – домой.
Коробку с магнитофоном я оставил в камере хранения на вокзале. К сестре заезжать не буду, пару дней назад распрощались мы холодно. У нее здесь своя жизнь, нити в прошлое порваны.
Я понял, не просто порваны, она хотела бы это прошлое зачеркнуть, выкинуть из памяти.
Ну, дело хозяйское, в каждой избушке – свои погремушки…
От нечего делать, болтаюсь по городу бесцельно.
Надоел мне Вильнюс, сказать честно.
Кажется, бродишь по сцене придуманного кем-то театра.
И люди здесь – играют однажды заученные, но до времени подзабытые роли.
Играют на ощупь, вспоминая действие частями.
И костюмы - с чужого плеча.
И режиссер - прячет глаза в тени яркой лампы.
И публика вычитывает в афишках старые слова, старательно произнося их на новый лад...
Такое вот ощущение.
Не знаю, откуда такое. Приезжал раньше, этого не было. И жить здесь я бы не хотел, это уже точно.
Опять поднимаюсь на Замковую гору.
Зачем?
Ну, надеюсь встретить старика с кошкой. Это единственный, кого бы я хотел встретить перед отъездом. У меня есть несколько вопросов, они появились недавно.
Например, что такое «свобода»?
Здесь теперь часто говорят об этом: «В наших сердцах поселилась свобода, в них больше не осталось страха!..»
Такое я слышал не раз, и от сестры тоже. Спрашиваю: «Страха – перед чем? Свобода – от чего?» Молчит. Или, переводит разговор на другое.
Может быть, старик ответит…
Стою, смотрю на город.
Солнце цепляется за шпиль башни телецентра, идут сумерки.
Старик уже не придет. Чего старику делать здесь в темноте со своей кошкой?
И мне пора. Через час мой поезд.
***
Вагон у меня плацкартный. Ехать тут недалеко, чуть меньше суток.И вообще, мне нравятся плацкартные вагоны. Здесь больше воздуха, чем в купе. И соседи в плацкарте обычно общительные. И можно встретить интересных людей.
Я люблю говорить с людьми, живущими в других краях. Начинаешь лучше понимать, какая огромная у нас страна. И везде живут те, кто говорит на одном с тобой языке. И всегда найдется, кто интересно расскажет о житье.
А когда сойдет на своей станции, все равно остается в памяти.
Бывает, задумаешься: а сведет ли когда еще в жизни с этим человеком?
А почему – свело сейчас?
Это просто случайность, или тут скрытый какой-то смысл, непонятный нам вовсе?
Такие вот мысли. Поэтому и люблю плацкартные вагоны – всегда есть, с кем поговорить и о чем подумать…
Едем.
В вагоне у нас весело. Соседний через стенку отсек целиком заняли ребята-десантники. Домой, демобилизовались.
Семеро человек, будут распихиваться на верхние багажные полки.
Обстоятельные парни, уже без юношеских заскоков – перегорело в армии. Хотя, конечно, не до конца. Фасон держат, на окружающих гражданских смотрят свысока, козыряют принадлежностью к ВДВ, элите советской армии.
Все, как один, в парадной пэ/ша. Аксельбанты и куча значков на груди.
Понятно, до первого патруля. А патрули на вокзалах – звери…
У меня нижняя полка. Но это в плацкарте не плюс. На нижних местах всю дорогу располагаются попутчики – закусить, выпить или сыграть в карты.
Поэтому, легко меняюсь на верхнюю лежанку. Тем более, в соседях трое пожилых людей. Двое – совсем старики, дед с бабкой. Им явно за семьдесят.
И еще один, помладше, какой-то пришибленный жизнью, голова в плечах, левая рука без четырех пальцев. Одет в кургузый пиджачишко, засаленный на обшлагах, через плечо рюкзак-сидор на лямках, перехваченных изолентой.
Дед с бабкой домовито располагаются, только вошли.
У них пара узлов, корзина со снедью, увязанная марлей, и огромный, прямо довоенный, видавший виды черный чемодан с жестяными углами.
Все это – с моей помощью – запихивается под потолок, в полку для багажа. Кроме корзины.
Корзина нужна внизу.
Из нее немедленно поступают на стол банки, кульки, свертки и пакеты.
Корзина объемистая, стола на раз явно не хватает.
Бабка деловито перебирает свои припасы, решает, что выставить сразу, что пока погодить.
Ее дед чинно сидит в уголке у окна, сложив руки на коленях, шмыгает носом.
Сразу видно, кто хозяин в доме…
Стол готов.
Бабка усаживается, скидывает платок с головы на плечи, говорит мне:
- Значит, вот так вот теперь. Едем, значит, если такое что сказать. Саму-то можешь звать Матрена Савельевна. Баба Мотя, выходит. А мой – Игнат Яковлевич. Но у нас в деревне все кличут: дед Гнатя. И ты так зови. И сам, пожалуй к столу, дорога дальняя, и закусить тако что не грех. И соседа верхнего покличь. И этим, что сапоги в гармошку, пускай тоже идут…
В каждом деле должен быть командир. Командир устанавливает порядок прохождения жизни.
Из соседнего отсека пришли десантники, но места для всех не хватает. Разложили спальную полку через проход, теперь как раз уместились.
С верхней полки спустился третий сосед, беспалый тихий мужичонка.
Его запихнули между дедом и корзиной, дали на колени полотенце и кусок газеты.
На газету бабка грузит вареной картошки, пару соленых огурцов, придавливает куриной ногой и ломтями колбасы. Теперь она чистит вареные яйца и тоже подкладывает мужичонке.
Тот, видно, смущен вниманием к своей персоне, совсем убрал голову в плечи и что-то невнятно бубнит, прикрываясь культей.
Бабка говорит строго:
- Вот не маши культяпкой, не маши! Дают – бери, а бьют – отмахивайся! Знай, лопай, так бы выкинуть пришлось…
Она заливается смехом, за ней – дед. Десантники тоже ржут, шутка понравилась.
Бабке показывают большие пальцы с одобрением.
Булькает водка в чайные стаканы, по цепочке от стола передают сало с хлебом на закуску...
Скоро появляется гитара.
Гитарист, повертев колки, объявляет специальным «концертным» голосом:
- А сейчас… уважаемый Василь Дмитрич, дембель-сержант 743-го отдельного, славного батальона связи, эН-ского бронедесантного непобедимого гвардейского полка… заспивает дивну писню: «Все равно – война!»
Вечерело, да…
Солнце село, да…
Ночь темным-темна-а-а…
Десантники подхватывают, ревут хором:
Прогуляться… да девка вышла… Да все равно – война!..
Бабка слушает, плачет, в матершинных местах песни грозит певцам узловатым пальцем, но в конце и сама включается в общий хор, кивая одобрительно и в такт головой…
Песня кончилась.
Бабка говорит:
- Вот – правда! Как подумать, так и целиком – правда. Война, мужики, как снопы. А жить-то как? А ведь каждому – хочется. И пожить, и счастья чтоб, хоть малое, а – свое…
Бабка замолкает, долго смотрит в темное окно. Десантники поют:
Прощай, со всех вокзалов поезда
Уходят в дальние края…
Поезд идет в ночь, в сторону восхода Солнца.
