Ваш Коба.
Прошло полгода, осень. Сижу дома, вечер, телефонный звонок. На проводе тот знакомый фирмач из Абакана:
- Эх, ты мне и присоветовал человека! Тут полная задница, не знаю, что дальше теперь будет!..
- А что там у вас?
- Да пропал твой Бонапарт! Как сквозь землю. Тут люди сидят, приехали из Питера с деньгами за металлом. Серьезные люди, серьезные суммы. А этот – пошел за контрактами с утра. Там же – в двух экземплярах, визы, согласования, спецификация, товарные накладные. Ему тут, десять минут пешком, если самым неспешным шагом.
И все – тишина! Уже и домой ездили, и по знакомым искали. Не знаю, чем кончится, но предъява уже будет…
***
Утром еду в Абакан. Здесь недалеко, дорога хорошая, четыреста сорок километров. Половина – горный перевал, полдороги – хакасская степь. Не такая степь, как в Средней полосе. Тут шоссе петляет между древних скал-останцов, ныряет в низины и распадки, ползёт в «тягуны». А весь перевал – вообще весело, как на «американских горках», когда сердце ныряет в желудок.
Если нажимать, нормально доехать за четыре часа. Если сильно нажимать – вполне реально и за три. Можно и вообще лететь, не обращая внимания на правила и разметку. Немало, кто так здесь и летает. И много венков на окрестных столбах: «Долетался».
Лечу. На спидометре дрожит «240». Бонапарта жалко. Если ушел в запой – просто переломают, будет всю жизнь на каталке. Если чего учудил – зароют, потом не найти.
В Абакане жара. Юг, недалеко от Монголии. На рынке – местные помидоры с детскую головку. И такие же арбузы. Маленькие, но свои.
В офисе алюминиевой компании пахнет грозой. Сильно пахнет, взрывоопасно. Директор показывает мне через стекло группу людей, сидящих в мягких креслах комнаты отдыха.
Говорит шепотом:
- «Малышевцы». Шесть чемоданов денег, пятеро охраны. Ежечасно домой звонят. Если сегодня не «закроем» сделку, завтра сюда самолетом сотню таких пригонят. И пойдет рубилово, впрягутся все, город на уши встанет.
***
В квартире, где живет Бонапарт – тишина. Аккуратно расспрашиваю соседей – нет, видели дня два назад. На рынке неподалеку, где продается спирт, не видели тоже.
Возвращаюсь в гостиницу, где остановился. Город не мал, тут на поиски уйдет не одна неделя. А недели – нет. Уже завтра завод отгрузит металл другим покупателям. Условия контракта: «Оплатил – бери». Сроки, объемы, все жестко. Капитализм, как вы хотели. Никто не будет терять свое на чужих проблемах.
Через час – звонок телефона в номере. Поднимаю трубку:
- Да. Кто?
- Дежурный по Республиканскому КГБ. Ты такой-то? – называет мою фамилию.
- Ну, я.
- Бонапарт – твой человек?
- Мой.
- Ну, иди тогда сюда.
***
Дежурный смотрит мои документы. Говорит прапорщику:
- Открой нам переход.
Идем длинным темным коридором. Это внутренний проход в местный СИЗО, им пользуются и «комитетчики», и милиционеры.
- «Восьмую» открой.
В камере, на нарах лежит Бонапарт. Читает книжку: «Теория сновидений». Карл Густав Юнг. Книжка эта у него обычно в кармане, переломленная надвое для удобства ношения. Носки дырявые, как положено. Ботинки аккуратно задвинуты под шконку – порядок знает.
- Встать, на выход!
Выходим через «милицейскую» дверь. Говорю Банапарту: «Погуляй пока на улице».
Возвращаюсь, спрашиваю «комитетчика»:
- Что натворил, за что прикрыли?
- Да вчера ночью приперся в кабак под закрытие. Начал требовать спирту, официантов хватал за грудки. Те вызвали патрульных. Он и этих давай хватать. Две машины крутили, здоровый бугай так-то. Привезли сюда, он и здесь устроил. Формально – состав для уголовного дела. Ну, заперли до выяснения.
Посмотрели изъятое при обыске: у него там бумажки, контракты. Позвонили нам – алюминий – наша забота. И цифры большие. Но так, вроде, оформлено без нарушений.
А он – отказывается говорить. Ржет в голос. И читает вслух, абзацами из своей книжки. Твою фамилию, правда, назвал. Сказал: «Найдите, он вам объяснит».
Забери его отсюда нахрен. Ощущение, что мужик специально присесть хочет. Ну, или спятил. Но это уже – не наша забота.
Забираю контракты, выхожу на улицу. Бонапарт гуляет возле моей машины, увлеченно читает книжку.
- Тараканы в камере были?
- Прикинь, нет! – Бонапарт захлопывает книжку. – Наших никого, даже поговорить не с кем.
- Ну, поехали в офис, документы забросим. Потом поговорим, если время будет.
- Не, отвези меня на курганы, подышать хочу. Лишний час все равно ничего не решает.
***
Стоим недалеко от курганов, в степи. Бонапарт вылез из машины, говорит, потягиваясь:
- Вот – лепота. Прикинь, так и сто тысяч лет назад здесь было. И миллион. Только бегали вокруг всякие, на шести ногах. И потом, когда мы уйдем, – тоже будут.
- Бонапарт, нафига ты все это устроил, праздника с фейерверками захотелось?
Бонапарт щурится вдаль, где курганы плавятся в мареве раскаленного неба.
- Знаешь, детство тут вспомнил. Приехал к бабушке в Абакан, вышел на улицу, говоришь пацанам: «Ночью по дворам ездит черная «Волга». У нее на номере буквы «ССД». Это значит – «Смерть советским детям». По всем городам ездит, сюда тоже может…»
Все понимают, что вранье. Но всё равно, боятся. Потому что, так интересней. Потому что, знают: не может быть у нас в стране такой черной машины. Такую машину – раскатают по винтику сразу. Поймают и раскатают в лепешку. Советских детей трогать нельзя. У них впереди – прямая и светлая дорога.
Но идти по такой дороге – конечно, скучно. Все войны – давно кончились. Все герои – в книжках. А хочется – мечтать и веселого праздника. Чтобы – джинсы и жвачка. Чтобы – интересные фильмы по телевизору, а не трансляция нудных партийных съездов.
Зато теперь – все по-другому: джинсы, жвачка, фильмы. И еще пацана того вспомнил, из твоего рассказа. Который сказал, что его убили.
И когда нам врали – тогда, или – сейчас?
Можно убивать советских детей. И вообще всех – можно. И никто эту черную машину не раскатает в лепешку. Наоборот, все хотят за руль.
- А ты, Бонапарт, получается – за правду?
- Не, я за справедливость. Правда у каждого – своя. А справедливость – общая и одна на всех. Или, ее просто нет. Вот это все – заводы, ГЭС – строила вся страна. Недоедали, недосыпали, отдавали последнее. И говорили: «Это – для будущих поколений. Для детей, для счастья».
А потом пришел дядя. И сказал: «Это – не ваше». И продал заводы и ГЭС другому дяде, за чемодан денег.
Вот эти дяди – того пацана из машины и убили. И других, таких же, убили тоже. Всех. Как тараканов. Прихлопнули тапком и забыли.
Для них главное – война. Чтобы стать богаче. Нет другой цели.
Раздумал я, короче, становиться насекомым. Побуду человеком. Похожу в этих курганах, подумаю. Надумаю чего умное – вернусь.
Не возвращался пока. Видимо, еще думает.
