Нормально отношусь, люди же не языком на диване, – идут в лес, получают собственный опыт. А как иначе научиться, по книгам или фильмам? В тех книгах другой раз такого наворотят, лучше бы молчали…
Ваш Коба.
А лично мой опыт – вряд ли для кого-то наука. Он ничем не отличается от опыта прочих, кто набивал шишки на собственном незнании.
В детстве, начитавшись рассказов о мужественных путешественниках, втихаря однажды начал готовиться в поход за приключениями. Подсобрал рюкзачок, уложил туда компас, пару тетрадок для занесения наблюдений, ножик, ложку, бутылку воды и пирожков стибрил утром на кухне. И отправился покорять просторы Земли.
Доехал автобусом до села Емельяново, что в тридцати километрах от города и потопал по тропинке в леса. Там меня спустя пару часов и выловили добрые люди с проезжавшей совхозной машины – было мне тогда лет восемь, народ справедливо решил, что шариться в одиночку в таком возрасте рановато.
Позже, уже лет четырнадцати, поехали с приятелем постарше на станцию Снежница за шишками. Это уже подальше, вполне себе тайга вокруг. Шишкарей в то время много, поэтому мы свернули от нахоженных тропок и вскоре заблудились. По пути туда – был родник в овражке. По пути обратно – ни родника, ни оврага. И бурелом с глухими завалами.
Ну, хватило ума не психовать, а сесть и слушать. Через полчаса – далекий шум и гудок поезда. Так и вышли на звук, приехали домой последней электричкой, часам уже к двенадцати ночи. Заблудиться напрочь в тех местах все-таки трудно, хоть и тайга, но «зажата» между железной дорогой и Красноярским морем. Даже далеко заберешься, все равно за сутки-двое куда-нибудь выгребешь к людям.
Основной вывод, который мы тогда для себя сделали – не паниковать и слушать. И себя, и окружающую природу.
Еще позже, года два спустя – опять пригодилось. Поехал на зимние каникулы к другу семьи в Подмосковье, он работал там лесником. Темнеет рано, пока добрался до вокзала, пока разбирался в расписании и стоял за билетом, пару нужных электричек пропустил. Вылез на станции «Лесной городок» уже затемно.
Сверился с планом на бумажке – километра три по накатанной узкой дорожке через лес, свернуть на третьей развилке влево. И потопал, в окружении вековых заснеженных елей. И просохатил нужный поворот. А чухнул, когда дорожка превратилась сперва в тропинку, а потом – уперлась в угрюмую чащобу, занесенную по пояс.
Время – часов десять вечера. Поднялся ветер, принес заряд пурги. Прямо на глазах мою тропку ровняет с окружающим пейзажем. Да и так не видно почти ни черта. Вековой лес, деревья в обхват, темень, куда идти – тому самому черту только известно.
На кордон я вышел часам к двум ночи. Шел на интуиции, гребя по колено, а где и по пояс. Было не холодно, градусов всего пятнадцать. Но – с ветром, плюс – городские полуботинки на один носок. Я понимал, что останавливаться нельзя. Сядешь – потом уже не встать, потянет в сон и засыплет теплым одеялом до весны. Страха почему-то не было, когда остается надеяться только на себя, страх сменяется душевным подъемом и упертой наглостью. Такое личное свойство характера, но это я понял много лет спустя.
На кордоне лесник налил мне полстакана чистого спирта. Сказал: «Везучий дурак. Тут и волки ходят, бывали случаи. Хорошо, собаки чуют, на их лай, поди, и вышел». Мне было все равно – спирт и адреналин сделали свое дело. Даже не простыл после, нервная встряска вышибла все другие проблемы, кроме желания выжить.
На том же кордоне, кстати, я прочитал тогда «Один день Ивана Денисовича» в машинописном «самиздате». А дня через три там же помогал держать под ружьем троих браконьеров, приехавших на газике стрелять лося без лицензии. Браконьеры были хамоватые, то пугали большими связями, а то – предлагали откупиться деньгами. Фамилию одного из них запомнил. Потому что смешная фамилия – Лужков. Тот еще заповедный кордон, в общем.
Ну а потом, бывали в жизни сотни маршрутов по лесам. Но это уже на службе, к теме "выживания" не относится. Одно знаю точно – лес видит, что за человек пришел. Нужно слушать язык леса. Даже если не понимаешь, о чем его слова. Со временем разберешься. Мы все когда-то знали этот язык. Но забыли в поколениях городской жизни. Сильно захочешь или припрёт – само вспомнится.
