Охотно. И поможет мне в этом – сегодняшний сон…
Ваш Коба.
UPD. По просьбам читателей, добавлено два поясняющих ситуацию документа.
Лег я сегодня спать в четыре часа утра. Был ветер и дождь, природа хмуро ворочалась за окном, кряхтела и поглядывала на меня неодобрительно, явно полагая, что в такой момент демонстрация индивидуальной трудоспособности неуместна.
Четыре часа утра – по моему графику – самое время трудиться. Но, учитывая недвусмысленные намеки вышестоящей инстанции, отправился в койку.
И вот, снится мне сон.
Очень реалистичный, детальный и даже запахи в нем присутствуют, как в настоящей жизни.
Вижу себя в комнате знакомой с детства квартиры. Ее уже давно нет, я не живу там больше сорока лет, и принадлежит она посторонним людям. А тут вдруг – снова здесь – и наблюдаю знакомые предметы интерьера. И даже слышу запах горячих пирожков из кухни, через закрытую дверь. И могу сказать точно – пирожки там с картошкой, капустой и с малиновым вареньем.
Иду во вторую комнату, вижу открытую дверь на балкон. Выглядываю на улицу. Странная картина на улице. Небо – угрюмое, предгрозовое, но дождя пока нет. Весь проспект Мира, сколько его видно отсюда, забит стоящими в несколько рядов большими грузовыми машинами под брезентом. Но людей в них и вокруг – не видно. Вообще никакого движения не наблюдается, только перемигивает светофор на перекрестке и блестят металлические круглые кнопки в асфальте, какими отмечали в те давние годы пешеходные переходы.
Вдруг понимаю, что на балконе кроме меня еще два человека. Они сидят на низких стульях слева и о чем-то тихо переговариваются. Это моя мать и Женя Евтушенко. Но он одновременно почему-то еще и Валя Распутин.
О чем разговор, я не слышу. На всякий случай, предупреждаю их:
- Балкон ненадежный, может упасть в любой момент.
Это, кстати, моя мысль еще из далекого детства – в ту пору в городе грохнулось однажды несколько балконов и мне такое засело в голову.
Сидящие на болконе отвечают:
- Ну, мы потихоньку, авось, и не случится, пронесет как-нибудь.
Возвращаюсь в комнату. Все так же пахнет пирожками. На шкафу негромко играет радиоточка, передают очень знакомую песню, но слова и музыка сразу куда-то исчезают, не складываясь в понимание.
На столе стоят две пишущие машинки, одна портативная, другая большая, марки «Москва». Сверху на большой машинке – распечатанный почтовый конверт.
Беру его, достаю письмо. Бланк «Секретариат ЦК ВКП(б)». Ниже: «Ув. Алексей Максимович, нужно решение, кого оставляем в русской литературе – Прилепина или Шаргунова?»
Выхожу с письмом в соседнюю комнату. В кресле за столом сидит Сталин, есть пирожок. Он кивает мне на тарелку, говорит:
- Кушай пирожки, Коба. Это полезные пирожки, с малиной.
Сидим, кушаем пирожки. Действительно вкусные, как в детстве у бабушки.
Сталин доел, вытер усы платком, предлагает:
- Давай, сыграем в шашки, товарищ Коба. Шашки – хорошая игра, гораздо умнее шахмат. В шахматах сразу все ясно, какая фигура и на каком месте. А тут – неясно и зависит от разных непростых обстоятельств…
На этом месте я проснулся. Поглядел в окно – идут ли там дождь и рота красноармейцев? Дождь был, роты не было.
Теперь, к вашему вопросу, с учетом изложенного.
Вот говорят, мол, «37-ой год, Сталин, репрессии, все такое…»
В 37-м был удар по сложившимся на тот момент партийно-бюрократическим элитам, выступавшим с позиций буржуазного уклонизма, имевшим опору во многих отраслях производства, сельского хозяйства и армейской среде. То есть, удар наносился по классовому врагу, готовившему платформу для перерождения принципа социализма в иную форму государственного устройства на рельсах частной собственности и возврата к рыночным отношениям.
Как такое было возможно тогда, повернуть все вспять?
Мы теперь не о том. Я только отмечаю: удар по элитам, отошедшим от интересов, задекларированных идеологически и конституционно. Такой удар неизбежно захватывает и другие слои населения, увязанные с подавляемыми элитами в хозяйственно-бюрократические и служебные цепочки, идейно заинтересованные в победе реакционных групп.
Сейчас, – примерно, – то же самое.
За той разницей, что процесс не носит уже характера классовой борьбы, это битва кланов, стоящих на одной идеологической платформе. В начале 90-х годов очередная попытка реванша увенчалась успехом, социалистический путь был отменен, контроль над средствами производства, недрами и аппаратом управления перешел к новой группе лиц, сформировавшей со временем круг центральных и региональных элит и кланов под прикрытием невнятных, но устойчивых положений Конституции, законодательства и аппаратов удержания власти.
А теперь – создалась иная экономическая ситуация.
Как раньше, уже нельзя, обусловлено внешними объективными факторами – санкциями, попытками выдавить Россию с прежних рынков. Назрела необходимость запуска очередного процесса подавления элит, замены управляющих хозяйственных кланов другими, способными стать опорой новому курсу государства. А прежние – будут сопротивляться. Многие – ожесточенно и изобретательно, стремясь, если не сохранить старое, хотя бы примкнуть к новым и удержаться при деньгах и власти.
И увидим мы этот процесс повсюду, не в одном Красноярске. То же самое происходит теперь и в Москве, только носит пока латентный характер.
Не переживайте, сколько живет на Земле человек, он всегда в борьбе за вкусные пирожки. И часто считает это главной целью своей жизни.
