Предупреждаю. Сам я, когда вспомнил эту историю, ржал, как конь. И когда записывал ее теперь по памяти – тоже. И даже продолжаю сейчас…
Ваш Коба.
UPD. "А откуда тогда там взялся хомут?"
Забыл сообщить. В свободное от хора время, дядя Коля чинил хомуты. Творческий был человек, да.
Рассказывала моя бабушка. Вы ее не знали, поэтому, в двух словах. Моя бабушка была вполне серьезным человеком в жизни. Но если начинала рассказывать байки…
Так вот. Было это, насколько я помню, вскоре после войны, в конце сороковых годов. Жили они в Красноярске на улице Ленина в деревянном доме на двух хозяев. Примерно там, где сейчас стоит магазин «Агропром», недалеко от перекрестка с улицей Робеспьера.
Этот район в те давние уже времена назывался славным именем «Таракановка», и видно, не зря. Ютились здесь по десять человек в каждой избе, народ в основном бедный, а то и вовсе – ссыльный. Много, например, поляков. И немало перемещенных немцев Поволжья. Ну и всякий сомнительный сброд, «где украсть, где скараулить» – голодное время, только отгремела война.
В соседнем с бабушкой дворе, кстати, проживал известный тогда жиган, «вор в законе» по кличке «Король». А по фамилии он был Шиварновский. А чуть дальше, квартировали Смоктуновичи, сына их Кешу вы, конечно, знаете.
Но рассказ не о том, это – для антуража и колорита, чтобы понять окружающую картину.
Вот – говорит бабушка – иду домой, и встречаю местного милиционера, Семена-«Кочерыгу». Он потому «Кочерыга», что на протезе, ногу на фронте оттяпало. Но милиционером – вполне себе способен.
И говорит ей милиционер уважительным голосом:
- Представь, Тамара, какое сейчас было…
А было там такое. Ковыляет «Кочерыга» по переулку. Навстречу бегут дети, кричат:
- Дядя Семен, тут вон человека, опричь не в хлам рассупонили!
И тянут в ближайший двор за открытой калиткой.
Заходит. Во дворе лежит здоровенный мужик без единого признака жизни. На лбу – огромная сизая шишка. На шее – хомут, будто запрягали, да силой выпрягся. И кожушок измочаленный на нем. И сапоги наполовину слетели. И штаны – рассказывает милиционер – у мужика этого мокрые. И попахивает вокруг, как из выгребной ямы. И какая-то еще квашеная капуста разбросана по двору бесхозяйно во все стороны света. И даже, неопрятно висит на заборе.
Ну, непорядок. И мужика – вдрызг рассупонили. И капусту разбросали. А капуста, между прочим, питательный дефицитный продукт, пойди теперь, купи.
Шуганул «Кочерыга» детей, бежать за каретой медицинской помощи. А сам – произвел скрупулезный осмотр места происшествия. И пришел к выводу: «Цыгане».
Потому что, во-первых, кто такого бугая еще свалит. А во-вторых, хомут. А цыгане, скажем, за лошадь – и не такого бугая рассупонят.
Позже приехала «скорая», мужика забрали. Сказали: «Может, откачаем еще, воняет от него, как почти от живого…»
Это и поведал «Кочерыга» бабушке.
История, в общем. Время неспокойное. И нужно бдительно глядеть по сторонам, не ходят ли где цыгане и лошадь с ними без всякого подозрительного хомута.
Прошло три дня. Сидит бабушка дома, и заходит опять «Кочерыга». Говорит:
- Вот, Тамара, ситуация…
И рисует ситуацию.
Мужик тот пришел в больнице в себя. И рассказал для протокола:
- Я – говорит – так-то вообще-то вор. Не подумайте плохого, у бедных не беру. Это мне противно, у бедного нашего народа чего-то еще и брать.
Но тут – присмотрел зажиточный двор. Заглянул в окно – фикус, скатерочки, и даже трофейный приемник на трюмо. Ну – думаю – в цвет! И дома никого, зашел себе, да вышел при мастях.
Вот, захожу аккуратно. Вижу, в сенях стоит гроб. Это, конечно, плохая примета. Но ничего, мы люди привычные, походишь с мое, и не такое себе увидишь.
Пихаю дверь, да и в комнаты. Тут главное, сработать чисто и вежливо. Лишнего брать не надо, жадность фраера погубит всегда.
Решил взять приемник – и прямиком отсюда на привокзальный «толчок». Там у меня барыга, возьмет в твердые полцены.
Ну, полез выключать, куда шнур там вставлен. Вдруг, скрип за спиной…
Оглянулся…, да и сходил сразу в штаны и по-малому, и покрупнее, как в детстве.
Стоит против меня бабка. Патлы не чесаны, рубаха белая в пол, глаза полузакрыты. И руки тянет ко мне. И слышу страшное: «Ы…Ы…Ы…»
Как меня взяло, аж крылья выросли в мах!
Приемник-то кинул, да на ногу себе. Больно! Да где ж тут унывать! Я – вихрем наружу. Да как приложусь о притолоку лбом! Искры, как поленом из печи между глаз звездануло! Но – прочь, пока не достали холодные страшные руки…
Я – в сени.
Тут меня гробом и накрыло. Больно! Да где ж тут унывать, за спиной: «Ы…Ы…Ы…»
Выгребся едва, ткнулся напролом, да мимо двери. Да опять лбом. Больно! Потерял бдительность, сел в бочку с капустой. И сверху хомут упал. Не до хомута уже – выжить! Уж близко совсем: «Ы…Ы…Ы…»
Еще на грабли пару раз напоролся в дороге. Но этим нас, русских, не взять. Тут пострашнее дела творятся в жизни…
Вырвался наружу, да запутался в сапогах. И как навернусь головой о воротину! И дух из меня вон. И последнее, что помню в ушах: «Ы…Ы…Ы…» И понял: дотянулась-таки, проклятая, настигла!..
И холод земли…
Вот, история.
А в доме том жила баба Дуня. Немая была от природы. А муж ее, дядя Коля, пел в хоре на железной дороге. Говорят, хорошо пел. И приемник ему выдали вместо приза.
А гроб тот баба Дуня купила с выгодой и держала в сенях до удобного случая…
